СУБЪЕКТИВНАЯ ПАМЯТЬ
Всякая правда не может не быть субъективной. Потому что субъективна сама память. Посмотрите воспоминания некоторых советских отсидентов – они мононациональны. Как будто в зонах, где они оставили часть своей жизни, отбывали срок одни лишь этнические украинцы. Каждый из нас помнит тех, с кем был ближе. Или тех, кого ненавидел. Почему-то убирая из прошлого тех, кто не должен был там быть: капитан МВД Рак, капитан МВД Чайка, капитан КГБ Утыро… Все – этнические украинцы.
Очень важная для историка-архивиста память цифр: в какой камере отбывал свой предсмертный срок Васыль Стус. Важная ли? Не уверен. Сегодня, спустя сорок лет гораздо важнее объяснить юному украинцу, что гениальный европейский поэт Стус не был политиком. Что он был арестован совсем не за «антисоветские приготовления». Что такие как он, не знающие компромисса люди не могут выжить в тоталитарной системе. Что не так уж важно, пытался ли кто-либо ходатайствовать о присуждении ему Нобелевской премии. И тогда, возможно, юный украинец будет осознанно участвовать в выборах. В тех самых выборах парламента, президента и местной власти, в которых не имел возможности участвовать особо опасный государственный преступник Васыль Стус.
Произведение искусства отличается от факта на величину души автора. Это – из давно забытого советского прозаика 60-х прошлого века. Подавляющее большинство из нас не читало протоколы допросов пойманных российских террористов. Но мы все читали Достоевского и Трифонова. Они сформировали наше отношение к прошлому. И к будущему.
Когда читаю или слушаю Левка Лукьяненко, убеждаюсь: мы сидели с ним в разных странах. И жили в разных странах. Его память, как и моя, избирательна. Как и память его ныне покойного подельника Ивана Кандыбы, никогда, ни разу не участвовавшего в лагерных акциях протеста. Что ж, каждый имел такое право – не участвовать. Но не все воспользовались.
А есть еще одна память, Ивана Кукушкина, работающего сторожем-уборщиком в музее бывшей политической зоны ВС 389/36 на Урале. Он, Кукушкин, прежде прапорщик-контролер, видит свое (и мое) прошлое иным. Где все было правильно, по закону. И он сегодня не боится говорить вслух свою правду. Ему, неумному и плохо образованному трудно понять, что его право говорить вслух защищали своей смертью «украинские буржуазные националисты» Валерий Марченко и Васыль Стус, его, Кукушкина тогдашние клиенты.
Я издал книгу своей памяти. Эмоциональную, субъективную. Без эмоций свидетеля-мемуариста история теряет кровь. И вот я прочитал еще одну такую же «живую» книгу. Ее оставил нам мой давний знакомый Рафаил Нахманович. Успел. Милый Рафа, он описал известное, где-то и как-то описанное, рассказанное. В его тексте – живая кровь интеллигентного человека, не боящегося быть субъективным. Любить и не любить. Прощать и не прощать. Мне, автору недавних отсидентских воспоминаний книга Рафы важна до чрезвычайности. Потому что она – не о тюрьме, где человеку быть не следует. Книга Рафы – о той истории, где жили рядом с нами Гелий Снегирев, Виктор Некрасов, Иван Дзюба… Где жил и я, романтический юноша, неожиданно для самого себя поигравший в кости с судьбой.
Красивая осталась нам проза. Разве это плохо… Умная, красивая, честная проза Рафы Нахмановича.